Вяземский — колыбель моя
Наш земляк Виталий Юхачев, выпускник школы №20, прислал своему классному руководителю Галине Георгиевне Мартыненко автобиографическую книгу, выпущенную в 2021 году, «Жизнь во славу авиации». В ней он делится своими юношескими воспоминаниями, признается в любви к своей малой родине.
Память не унять… она не исчезнет
1957 год. Хабаровский край, город Вяземский. Здесь я родился и жил до поступления в Киевский институт инженеров гражданской авиации.
Летнее утро. Кто рыбачил, тот знает, что это самое лучшее время для клева.
Устье реки Вторая Седьмая — один из притоков многоводной, просторной реки Уссури. На пологом ее берегу, заросшем кустами черемухи, раскинула свои гибкие ветви ива. Она отражается в воде, а над ней и речкой поднялись мириады птиц, которые неистово носятся, кувыркаются, пикируют к воде, а потом взмывают в просторы необъятного неба. Но разве до этого чарующего вида, когда в руках удилище из кривоватой и сучковатой лозы с леской, свитой из ниток? Поплавком служила пробка от бутылки, а грузилом — кусочек свинца. Но самой значительной ценностью удочки являлся крючок, изготовленный «золотыми» руками отца в железнодорожных мастерских.
Будучи взрослым, я не раз мысленно возвращался в то летнее утро, о котором пишу. Как же дорог край, и как здорово порой умчаться в юность!
В то утро произошло событие, оставшееся в моей памяти на всю жизнь: я выловил первую в своей жизни рыбку!
Поклевка началась с необычных перемещений поплавка и появления вокруг него пузырьков воздуха. «Папа! Папа! Поплавок шевелится!» С максимальным усилием, которое мог сконцентрировать семилетний мальчик, я выдернул из воды и перекинул через себя небольшую рыбку. На крючке оказалась касатка — так называют в наших местах косатку-скрипун. На мои «вопли счастья» сбежались все рыбаки, поблизости удившие рыбу. Они весело смеялись, поздравляя меня с хорошим началом.
Миром моего детства, отрочества и юности я называю далекую в прямом смысле этого слова землю Приамурья, что на юге Дальнего Востока. Это необъятные просторы тайги с царственными елями и пихтами, могучими кедрами и лиственницами, с величавыми и неповторимыми горными хребтами, с реками неуемными, быстротечными и полноводными.
Вяземский — колыбель моя
Городок наш был разделен железнодорожными путями на две части. Там, где жил я — это была «наша сторона», а за насыпью железной дороги начиналась «та сторона». Соединял стороны виадук. Нам, детям, он казался превысоким и очень значительным, а от того очень страшным. До сих пор, особенно во снах, вспоминается тот страх.
Хочу отметить, что расположен Вяземский на очень живописной территории в огромной долине между сопок, обычно называемых отрогами Сихоте-Алиня. Еще 50 лет назад сопки были покрыты непроходимыми таежными зарослями, но сегодня растительность края заметно поредела. Продолжается «эпидемия» страшной болезни — варварская вырубка леса во имя удовлетворения растущих потребностей соседей-китайцев…
Запомнилось мне лето, когда было 12 лет. Я тогда в составе группы юных натуралистов подрядился на работы, специализирующиеся на восстановлении леса. Мы высаживали и обрабатывали ценные породы деревьев. Невозможно было забыть ту неповторимую всеобъемлющую и невероятную гармонию окружающей природы. Далекие сопки, сливаясь с небом, синели как море, припекало яркое июньское солнышко, а по пригорку выстроились рядки молодых деревцев.
Отмечу один важный факт. Окружавшее меня в детстве изобилие богатейшей в своем разнообразии флоры и фауны оставили на всю жизнь в моей душе чувство трепетного отношения к этому естеству. Такие учебные предметы, как ботаника, зоология, география у меня и многих одноклассников были любимыми в школе. Мы с удовольствием не только посещали, а активно участвовали в работе кружков юннатов. Несмотря на большую нагрузку по обработке домашних огородов, мы ходили в походы, выращивали на пришкольных опытных участках овощи, злаки. Очень гордились, получая результаты лучше, чем у соседа по классу или на домашнем огороде. Вот и сегодня общение с природой, даже если это происходит в саду возле дома, приносит мне такое удовольствие, которое можно сравнить только с радостью рождения ребенка.
Мое поколение, родившееся в крае, можно отнести к поколению «средних семей» (я так называю семьи из пяти-восьми человек). У поколения моих родителей семьи состояли из семи-девяти человек, а то и более. Детей в те времена, в основном, воспитывала улица и школа, поэтому, как только она «изъявила желание» рыбачить, я приставал, как репей к штанам отца: «Папа, научи меня рыбалке так, чтоб я ловил рыбы больше, чем соседские пацаны».
Пошли как-то с отцом ранней весной на берег небольшой речки. Главное, учил меня отец по дороге, это определить, когда можно по весне начать ловить рыбу. Моя примета, сказал он, подходя к речке и показывая на дерево, вот такая ивушка. Видишь, сынок, на других деревьях вербочки только проклюнулись, а вот на этой — распустились. А почему? А потому, что в речку уже стекает талая вода. А талая вода и для ивы, и для рыбалки, как воздух для человека. И действительно, рыбка в тот день ловилась одна за другой.
От вокзала до речки Вторая Седьмая — километра два, а дальше простиралась болотистая местность. До Великой Отечественной войны на ней корейцы выращивали рис. Перед войной началось укрепление границ. Корейцев, как людей неблагонадежных, выселили в Среднюю Азию. В результате рисовые поля превратились в заброшенную пустошь или заросли кочкой. Вместе с тем, кое-где сохранялись затопленные водой рисовые канавы. В них отец ловил больших щук. Во времена корейцев после сбора урожая, рисовые поля заливались водой. Затем туда заплывала рыба и разводилась.
Ширина реки Вторая Седьмая при обычном ее состоянии (без разлива) очень различная: в одних местах метров двадцать, в других — десять, есть и сужения — до восьми метров и меньше. Глубина тоже разная: на перекатах может быть до колена, а чуть дальше — яма и там уже метра четыре. В детские годы отца, река была глубокой по всей длине за счет высоких зарослей леса, которые укрепляли берега. Во время Великой Отечественной войны, все, что росло ближе к городу, спилили на дрова. Осталось только мелколесье: лоза, ольха, а они не очень укрепляют берега, и речка обмелела.
Но бывали периоды, когда во время дождей, мелкие речки разливались от края города до сопок — это около трех километров, при этом вода мощным потоком неслась в сторону реки Уссури. Течение было настолько сумасшедшим, что людей, угодивших в неуемную стихию, захватывало и затягивало под воду. Когда водяной поток «доходил» до середины улицы, мы и близко не подходили к воде — ощущали и понимали опасность.
Родители — это жизнь, память и долг
Родился я ребенком долгожданным — сыном. Старший брат, Валера, родившийся в период ВОВ, по какой-то нелепой случайности или недосмотру получил тяжелую травму позвоночника и умер, не дожив до двух лет. После него семья приумножалась лишь на девочек — четверых. Двух сестер постигла участь старшего брата, но по другим причинам. Думаю, что от постоянного недоедания. Возможно, сам Бог оказал родителям милость, одарив сыном, откликнулся на их просьбы о мальчике. А через два года с лишним семья пополнилась Александром, моим братом.
Какими были для жителей Дальнего Востока Советского Союза конец 40-х — конец 50-х годов? Это переходящие из десятилетия в десятилетие годы послевоенной нищеты и систематического недоедания. Родители все отдавали детям, не задумываясь о себе, но этого не хватало и чувство голода ощущалось постоянно. Мы выживали не только без достаточного количества хоть какой-либо еды и надежды иметь ее завтра, но и без жизненно необходимых элементарных средств гигиены. Часто не было даже кусочка хозяйственного мыла, а до зубных щеток с чистящим порошком, как и до стиральных порошков, нужно было прожить еще много долгих, трудных лет.
Однако, вопреки постоянной нужде, родился я рослым и здоровым ребенком. Отношу это к заложенным генам — совокупности наследственного материала. Спасибо предкам.
Да, жили очень бедно. Работал один отец, а на зарплату слесаря-инструментальщика прокормить семью из шести человек было трудно. Выручала корова Зорька. Я на всю жизнь запомнил вкус парного молочка с ржаным хлебом. Иногда по вечерам с пребольшим удовольствием выпиваю кружку молока, пусть и не парного, но с хлебом, вспоминая при этом далекое незабываемое детство.
Родная школа
Начиная с пятого класса, всех школьников отправляли на поля, на сбор картошки или кукурузы. В такие дни мы приходили со своими ведрами. В поле каждому наделяли рядок и — вперед, выкапывать картошку! Так нас с детства приучали приносить пользу обществу. Мы успевали и потрудиться, и поразвлечься, и похулиганить.
Помню, как научились печь картошку без золы. Кладешь ее под ведро, поставленное на землю дном вверх, а вокруг него разводишь костер. Внутри ведра создавался жар и пропекал картошку, при этом она оставалась чистая, но со вкусом печеной на костре.
Хотя и трудные, но интересные были те годы. Воду мы пили из речки, из установленных на улицах водопроводных кранов, и даже мыслей не существовало, что ее нужно хоть как-то очищать. При этом росли мы более здоровыми, чем нынешнее поколение, вынужденное, к сожалению, жить в искалеченной экологии.
Запомнились годы пятого-шестого классов с уроками труда. Мы тогда занимались слесарным делом, получив хорошие практические навыки. Задания от учителя дорабатывал у отца, поэтому изготовленный мной инструмент был лучшим. Я и не скрывал, что потратил на него больше времени.
Хорошо запомнился совершенный в седьмом классе поход школьного краеведческого кружка во главе с классным руководителем, учителем географии Ниной Петровной Антиповой, на обследование Котиковского перевала. Жили мы в лесу в шалаше, построенном нами вокруг одного из больших деревьев. Развели костер, и постоянно поддерживали огонь. С двух сторон огнища устроили рогули, сверху положили толстую палку, на нее подвешивали ведро, в котором варили каши и чай.
На судьбу, как говорят, грех жаловаться. Я благодарен ей такой, какая она есть. А пройденные жизненные уроки, пошли мне только на пользу. Так получается, что, попадая в тяжелые для выживания условия, человеческий организм перестраивается и в его генах зарождается повышенная стойкость.