Долгий век Феофилы

В годы Великой Отечественной войны женщинам в тылу пришлось пережить огромные трудности. О том, как это было, рассказывала жительница Вяземского Юзова Феофила Аксентьевна.

Сотрудники вяземского Дома ветеранов, которые работают там уже больше 10 лет, помнят эту удивительную женщину. До 93-х лет она жила в неблагоустроенном доме, самостоятельно выполняла работы по хозяйству и сохраняла ясность ума и хорошую память. Когда я в первый раз увидела эту бабушку в 2012 году, ей был 91 год. Она стирала белье. Цинковое корыто поставила прямо на землю, возле крыльца летней кухни, между кустом жимолости и рядком высоких георгинов. На протянутой здесь же веревке уже сохли на полуденном солнце идеально чистые полотенца. Воды ни в доме, ни во дворе у бабушки не было. Немного смутившись от моего неожиданного прихода, Феофила Аксентьевна быстрым жестом поправила белоснежный головной платок, смахнула полотенцем невидимую пыль с табуретки: «Сидайте, прошу вас». Торопливо отодвинула таз, с вручную выкрученным бельем, и вздохнула, что так мало у нее воды: «Соцработник два раза в неделю привозит воду из колонки, спасибо большое, но ведь и стирка, и помыться надо. А поливать…». Огород у бабушки был посажен, ухожен, картошка там, помидоры — все есть. Воды только ни на что не хватало, беда, да и только.

Беда эта у Феофилы не одна была. Их, этих ее бед, если поделить, хватит на много судеб людских. Да только ее беда-горе все неделимое, все, что было — все ее. В 10 лет она узнала, что такое голод, когда подряд шли неурожайные годы на Украине. В 34-м году, наконец, случился урожайный год. Голод отступил, и юная Филя (она говорит, что на Украине тогда было много женщин с таким именем), мечтала о том, что голодать уже никогда не придется. В 41-м году вся их семья была полна радужных надежд, ведь в поисках лучшей доли они завербовались на Дальний Восток.

Филя к тому времени больше года уже как вышла замуж, к тому времени у них с мужем был пятимесячный сын Женька. Эшелон с переселенцами ушел на Хабаровск в марте, к станции назначения прибыли ровно через месяц. У Фили на душе было спокойно. Вся семья жива-здорова, жилье им пообещали. И голодать даже на первых порах точно не будут — она с собой привезла свою собственную корову-ведерницу, любимицу Зореньку. Из Хабаровска их семью отправили в деревню Анастасьевка — это в Хабаровском сельском районе. Обещанного жилья для них сразу не нашлось, пришлось снимать угол. А потом было 22 июня… Мужа призвали сразу, а в 42-м у нее родился еще один сын, Андрейка.

Война для нее — это как будто вчера было, боль душевная не отпускала до конца дней. Из-под немца, говорила она, успели с Украины уехать, но в глубоком тылу так настрадалась, намыкалась, что так и не оправилась. Форма бытия «Все для фронта, все для победы» обернулась страшным голодом для ее детей. Только картошка и чуть-чуть молока. Ни каши, ни сухарика… «Хлеба за всю войну ни кусочка не видели», — с горечью вспоминала Феофила Аксентьевна. Пока муж воевал, она с детьми жила в землянке, ведь некому было построить дом. Лето 43-го года у этой женщины навсегда зарубцевалось в сердце. Дожди в тот год шли беспрерывные, залило сенокосы.

Сушить сено было негде, и в зиму оно у нее погнило. «Приду, — вспоминала она, — в сарай, корову свою голодную обниму и плачу, плачу навзрыд». «А она со мной тоже плачет, слезы крупные текут, так вдвоем и рыдали», — со слезами говорила о том времени Феофила. Не выжила тогда их кормилица Зорька. И картошка, с лета замокшая, тоже в погребе погнила. На глазах Феофилы люди в селе от голода умирали, отец ее тоже не выжил в ту зиму, и было ему чуть за 50 лет. А ей, уже тогда по горлышко настрадавшейся, всего-то 23.

Феофила вспоминала, что душа у нее была, как кремень. Сказала себе, что все выдержит, лишь бы не было войны. Двух телочек еще до гибели коровы отдала на самолет, чтоб бил фашистов. Тогда жители тыла собирали деньги на военную технику. А дети голодали, и можно было бы телочек оставить себе… Но нет, размышляла она вслух в разговоре с журналистом, ни на миг не усомнилась тогда в своем правом деле. Ведь все делалось для фронта, все для победы. Ах, как она ждала, эту победу! Мечтала, что муж с войны придет, трое братьев вернутся, и сразу легче станет. Знала, что никто из них не погибнет, ни на минуту не сомневалась. И, правда, не погибли.

Но еще одна беда пришла, откуда не ждали. Муж, отец ее двоих мальчиков, был танкистом, войну закончил в Германии. Мы все привыкли к рассказам о том, что выжившие в боях фронтовики обязательно возвращались домой, к женам и детям. Но было и по-другому, о чем не принято говорить. Муж Феофилы нашел себе на боевых дорогах другую любовь… Сыновей своих он так больше никогда и не видел, не захотел.

А они его ждали. И это еще одна беда Феофилы. Солдаты стали с войны приходить, и мальчишки про каждого к ней с вопросом: «Это наш папа?!» По очереди вернулись все ее три брата, и к каждому сыновья кидались, мол, наконец-то, папка вернулся.

Никто не знал, сколько слез она тогда пролила. И все говорила детям, что папка пешком с войны идет, и путь у него долгий. В конце 40-х судьба свела ее с Павлом Немилостливым, недавно демобилизовавшимся со флота. Долго он за ней ухаживал, но Феофила ни в какую: «Ты меня на три года моложе, и у меня детей двое. Бери за себя дивчину молодую…». Она тогда на ферме дояркой работала. Рассказывала, что как-то вернулась домой с дойки, а дети кричат: «Мама, мама, наш папка с войны пришел! Долго-долго шел, но все-таки пришел!» А он их обнимает, младшему свою бескозырку на голову надел, как тут по-другому повернешь. Так и появился у нее второй муж.

Волею случая обосновались они в Вяземском, где муж ее в 50-м году получил комнату в том самом бараке на Вокзальном переулке, где Феофила жила до переселения в Дом ветеранов. В то время она была несказанно счастлива, пусть теснота, но ведь своя крыша над головой. Следующие 30 лет после приезда в Вяземский, для нее, наверно, были самыми удачными, самыми счастливыми. Голод, наконец-то, отступил. Чтоб хоть как-то оправдаться перед самой собой за люто-голодное детство сыновей, держала Феофила коров, свиней, гусей. Муж построил жилую летнюю кухню с печкой, стало просторней. Соседи были замечательные, все обитатели окрестных бараков жили одной семьей, двери не запирали.

От того времени у нее остались вышитые гладью и крестиком скатерти и салфетки, кружевные подзоры и занавески. Хорошей хозяйкой была Феофила. И грустно улыбалась она на этот комплимент, ведь к 90 годам всё у нее уже было в прошлом. Там остались семья, добрые соседи, жизненные силы и здоровье. На финише жизни длиной почти в век у Феофилы самым дорогим, что осталось — только 10 родных могилок. Она тогда рассказала, что на вяземском кладбище у нее лежат мать, муж, брат, сын, внук и другие родственники. Особенно горевала она по младшему сыну Андрею, тому, который родился в 42-м. Похоронила его на своем девятом десятке лет. А старший сын умер еще раньше в Приморье. На свои накопленные гробовые поставила Феофила сыну памятник. И одна отрада у нее была — прийти на кладбище ко всем своим, поплакать, попросить прощения за то, что не уберегла, пожаловаться на свое одиночество.

Феофиле весь век такой выпал — тяжкий труд и борьба за выживание. Памятник сыну она поставила. Но поставит ли памятник кто-нибудь ей самой? Это был бы памятник не только ей, а образу российской женщины-героини ушедшего века. Такие женщины, как Феофила Аксентьевна приняли на себя все удары того лихолетья, безудержно работали для детей, семьи,

Родины. Для всех, не думая о себе. И не получили взамен ничего, разве что только пожелтевшие уже листочки Почетных грамот и Благодарностей. Да им и не нужно было ничего, только лишь, чтоб были живы-здоровы их родные и близкие, да, чтоб исполнилось самое заветное желание, о котором Феофила говорила перекрестившись: «Лишь бы не было войны».