Миланьины дороги, холода, тревоги

Кровь стынет в жилах, когда думаешь о том, сколько жизней людских было брошено на плаху фашистских лагерей: пять миллионов советских граждан стали узниками немцев в сороковые годы. Рядом всегда ходили — смерть, голод, страх, но и в застенках люди оставались людьми.

Такой лютой беды не ждали

Почти век назад — в 1922 году родилась Миланья Ходак (по мужу Витвицкая) в селе Катериновка Днепропетровской области. Была у родителей десятым ребёнком, после неё ещё двое детей народилось. «Как отец с матерью раньше жили, до меня не доходило, — начала свой рассказ теперь уже пожилая, но очень обаятельная Миланья Павловна, — в те года в деревне большая неграмотность была, но зато работал народ от зари до зари. Отец мой был мастер знатный: и столяр, и кузнец, и печник. Если кому что надо — лошадь подковать, печь сложить или шкаф какой смастерить, все к нему обращались. Мама на колхозных полях зерно, овощи растила вместе с другими женщинами. Мы, дети, в школе учились да к хозяйству домашнему прикладывались.

Больно тяжелое время началось с 1933-го года — голодовка страшная. В деревню приходили люди в красных косынках, забирали всю провизию: хлеб, мясо, молоко, зерно. Селяне с голоду стали пухнуть и помирать. Нашу семью Бог миловал, до весны дотянем, а там, как пойдёт лебеда, листья на вишне распустятся, корешки соком нальются — всё в ход пускали. Лепёшки из лебеды делали, листья вишнёвые и корешки колосьев так ели. В 1939-м я семь классов окончила, брат меня в город повез (Павлоград), на секретный завод работать устроил.

Даже теперь, когда от этого объекта (как и строгой секретности) не осталось и следа, Миланья Павловна говорит с опаской о том, что завод производил бомбы, боевые снаряды. И оно понятно, почему страх так прочно въелся в сознание женщины: ведь даже пятиминутное опоздание рабочего грозило тогда судом и суровым наказанием. «Работали мы в три смены, — продолжает она свой рассказ, — поселились в общежитии. И в деревне вроде маленько жизнь стала налаживаться: появился хлеб, перестали голодать. Тут, как гром среди ясного неба — война… Помню, пришли с девчатами со смены, а Левитан по радио объявляет: «На Советский Союз напали германские войска».

Закружили военные «метели»

Что здесь началось: все рыдали, кричали. Нас вызвали на работу в третью смену, пришёл приказ — завод срочно эвакуировать. Снаряды грузили в вагоны. Правда, они были без детонаторов, чтобы по дороге не взорвались. Тут зарокотали моторы немецких самолётов, засвистели и посыпались сверху бомбы. Один снаряд попал в вагон, взрыв оглушил всё вокруг. В эту пору мы были на заводе, готовили следующую партию орудия для погрузки. Как только услышали уханье бомбёжки и взрывы, нас спустили в убежище. Женщины, у которых дома остались малые детки, подняли страшный крик. С завода выпустили, когда всё стихло.

Как только последний вагон загрузили, всем дали расчёт и повезли в Харьковскую область копать противотанковые окопы. Там пробыли месяца три. Днём лопат из рук не выпускали, а по ночам прятались от бомбёжек. Свернёшься, бывало, калачиком и думаешь: если попадёт снаряд, уж лучше сразу насмерть, чтобы не мучиться. Но «костлявая» нас стороной обходила. В одно утро проснулись — военных нет. Посидели, подождали, никто не пришёл. Голод не тётка, пешим пошли в свой колхоз. Дома месяц жили спокойно, ни наши, ни фашисты к нам не наведывались. Но однажды я вернулась от сестры из соседней деревни, гляжу — лошади убиты, прихожу домой, а там немцы. Один спросил у матери: «Кто это?». Она ответила: «Дочка из гостей вернулась».

Зимой всех, кто мог работать, гоняли дороги чистить от снега. Летом железную дорогу подсыпали, чтобы их паровозы, которые были уже наших, могли по ней проехать. Кормили плохо, а труд тяжёлый. Многие не выдерживали, падали прямо там. В 1942 году пришли немецкие союзники — сербы и румыны. Как-то раз мне даже пришлось под дулом автомата стоять. Один из румын хотел пойти в Варламовку (деревню нашего района), приказал показать ему дорогу. Сестра мне говорит: «Не ходи, немцы тебя за партизанку примут, убьют». Он автомат с плеча снял, на меня наставил. Я как закричу, а в это время у нас немец один ночевал, он проснулся и вытолкал этого румына на улицу. Так я жива осталась.

К осени люд заговорил: будут наших в Германию отправлять, там работать некому. Вскорости собрали всех подростков, женщин, детей, даже стариков и повезли в район здоровье проверять. «Герце кранг» — сказал врач после того, как осмотрел меня (в переводе — сердце больное). «Пойдёт»! — ответил какой-то офицер. Когда меня увозили (сестрёнка потом рассказывала) мама на колени упала, долго плакала и молилась: «Господи, спаси и сохрани мою доченьку». Со всей нашей округи согнали народу целый вагон («телятником» его называли) и повезли на чужую землю. Останавливались редко. В Польше провели обработку от паразитов и разместили в деревянных бараках. А там — сотни тысяч русских, цыган, молдаван, татар и других национальностей детей и взрослых — всех гнали в концлагеря, на фабрики. Из Польши снова в «телятнике» дальше поехали.

Выстроили в ряд бессильных женщин, худеньких ребят

Конечной «станцией» для Миланьи в Германии стал город Шмалкальден. Её и ещё одиннадцать днепропетровских девчонок отобрал один немецкий фабрикант для работы на своём предприятии. Какую точно продукцию оно выпускало, русским рабочим не говорили. «Я обтачивала металлические втулки, — говорит бывшая узница, — похоже, для какого-то оружия. Жили мы в бараках, кругом колючая проволока, на окнах — решётки. Из обуви носили бутсы на деревянной подошве, которые не гнутся, чтобы не убежали. Ели одну варёную брюкву. И всё равно, нам жилось лучше, чем узникам в общих лагерях. Однажды, когда фабриканта не было в городе, караульный провёл нас туда.

Какое страшное зрелище: все худые, измождённые. Особенно жалко было детей: щёчки совсем впали, рёбра торчат. Сердце заходилось от боли и ужаса. Потом ещё долго у меня перед глазами стояли эти ходящие «скелетики». Позже я узнала, что и моя двоюродная сестра была в таком лагере. Выжить в этом аду ей помог один югославец, сразу после освобождения они поженились и уехали жить к нему на Родину».

В плену Миланье во второй раз удалось избежать гибели. Жена фабриканта взяла её помощницей по хозяйству: траву полоть, за цветником ухаживать. Потом и говорит: «Переходи в дом к нам жить». Девушка наотрез отказалась, мол, помогать буду, а ночевать пойду к своим. Та разозлилась, выгнала её. А в эту ночь наши самолёты бомбили город, метили видно в военный завод, а попали прямо в хозяйскую усадьбу (которая находилась рядом с заводом). Фабрикантша еле жива осталась. «Я сразу подумала, что могла там сгинуть, но, видно мамины молитвы меня хранили», — говорит Миланья Павловна.

Из Украины — на Дальний Восток

Через неделю после бомбёжки русских узников освободили американские войска, вошедшие на территорию Германии. Обратный путь хоть и был долгим, но всё же таким желанным. «Когда нас американцы высадили где-то в германской провинции, — рассказывает Миланья Павловна, — мы с девчонками решили сами добираться: «На родную-то сторонку и пешком дойдём. Мимо проезжали наши военные, они были на телегах, запряжённых лошадьми, да ещё скот гнали. «Девчонки, поехали с нами, — говорят, — коров доить в пути будете. Мы и рады — радёшеньки. Они хлеба, молока давали. В дороге, правда, страшно было, особенно, когда Польшу проезжали, там бандеровцы постоянно русских обстреливали. Но были и хорошие моменты. Пока ехали (путь неблизкий) познакомилась я с одним солдатиком Иосифом Витвицким, адрес свой ему дала. В Киеве пришлось расстаться: я домой поехала, а он — дальше служить. В комендатуре нам выдали документы и посадили на поезд.

Дома началась другая, мирная жизнь: работа в центральном статистическом управлении (определять урожайность на полях), домашние хлопоты. Солдатик Иосиф один разочек мне всего написал, фотокарточку прислал. Прошёл год. Я уж и забыла про своё случайное знакомство. А тут ко мне соседка прибегает: «К тебе тот солдат приехал, которого на фото показывала». И вправду заходит во двор такой статный, в военной форме и улыбается. «Я, — говорит, — тебе велосипед в подарок привёз». Отцу сразу сказал, что с серьёзными намерениями, жениться хочет. И чего тянуть, поехали на второй день в город да расписались.

Сначала хотели в нашей деревне остаться, ему работу пообещали дать. Но потом подумали: жилья нет, заработки после войны нищенские были. А его родители писали — приезжайте, у нас здесь хорошо. Вот мы и рванули за тысячи километров на Дальний Восток, в Соболевский леспромхоз за лучшей жизнью. Здесь поначалу тоже оказалось жить несладко: маленький домик, в котором ютились мы, родители мужа да ещё трое ребятишек — сироток старшей сестры Иосифа, она скончалась от болезни. Но свёкр со свекровью оказались такими хорошими и добрыми людьми, что все тяготы вместе легко переносились. Муж устроился на железную дорогу машинистом.

Вскоре мы всей большой семьёй перебрались в Вяземский. Иосиф вместе с отцом построил дом. Разработали хороший огород, обзавелись хозяйством. Я устроилась на работу в ОРС, сначала продавцом, а потом стала завскладом. Оттуда и на пенсию ушла. Но работала и пенсионеркой ещё 14 лет». Миланья Павловна и Иосиф Иванович Витвицкие вырастили не только троих приёмных детей его сестры, но и своих четверых: троих сыновей и дочь.

Старший Виктор стал бортинженером пассажирских самолётов, работал в хабаровском аэропорту, теперь на пенсии. Николай всю жизнь посвятил пчеловодству. «Он всегда говорил — Витька пусть в небе летает и там командует, а я на пасеке своим «летным составом» управлять буду», — рассказывает Миланья Павловна, — Володька, наверное, в деда, моего отца пошёл — мастер на все руки. И сувениры делать умеет, и дома строить. В своё время он четыре диплома получил. Сейчас уже тоже на пенсии. Дочь Галина окончила торговый техникум, работала в Хабаровске товароведом на военной базе. Сейчас — пенсионерка.

Тем, кто выжил — поклон до земли

Сегодня, глядя на эту седовласую женщину, которая ещё с озорным огоньком в глазах хлопочет у плиты, шутит и радуется каждому новому дню, сложно поверить, что ей пришлось пережить такие тяготы: голод, холод, увидеть невыносимые людские страдания и страдать самой. Счастье, что судьба подарила ей детей (ведь многие женщины после концлагерей оставались бездетными), девять внуков и шесть правнуков. Спустя долгие годы, но всё же и государство вспомнило о ней: в 2010 году Миланья Павловна получила однокомнатную квартиру на Новостройке, хорошую прибавку к пенсии (как узница фашизма). И будет справедливо адресовать всем, кто прошел через лагерное пекло, эти строки:

Всё же узники — сильные духом!

И в застенках остались людьми.

Пусть погибшим земля будет

пухом,

Тем, кто выжил — поклон до земли!