Дело было в Петраковке

Жили-были когда-то у нас в Вяземском районе маленькие сёла да поселки, да лесопункты таежные. Было среди них и село Петраковка. Впрочем, почему было? Оно и сейчас есть. В документах. Вот, в паспорте у Нины Евстафьевны Масловой, в графе о месте рождения так и написано — с. Петраковка Вяземского района Хабаровского края. Она мне про это село и рассказала. Это сейчас Нина Евстафьевна живет в Вяземском, а родилась она в Петраковке в 1949-м году. Говорит, что стояло это село в стороне нынешней Капитоновки, за 9 километров от п. Дормидонтовки. Уже тогда народу в нем оставалось мало.

— Три семьи в начале 50-х там жили, — вспоминает моя собеседница. — Это две семьи Коваликов и старики Подопригора. Три дома на берегу Подхоренка, загоны для скота, большая поляна и нескончаемый лес.

Такой осталась в памяти у Нины Евстафьевны ее родная Петраковка. Но по рассказам старших она знала, что еще не так давно у них в селе была школа, магазин — сельпо и народу было побольше. Поиск работы уводил людей с обжитого места, многие переселялись в поселок Дормидонтовку, там работы тогда хватало на всех. Нина еще совсем маленькой знала, как переезжают на новое место вместе с людьми их дома: «Разбирали дом по бревнышкам, каждое пронумеровывали, а потом по номерам по новой складывали». Но для отца девочки, Евстафия Иосифовича, работа рядом с Петраковкой пока еще была — на всю зиму он уходил в тайгу добывать кору амурского бархата, она тогда очень ценилась. В Дормидонтовке в те годы работал корозаготовительный участок — КЗУ. Вот и задержались Ковалики в опустевшей Петраковке. Жили там до того, как пришло время Вале, старшей из пяти детей, идти в первый класс.

А жизнь там была, как под копирку, такой же, как в бесчисленных наших селеньях тех лет. Электричества Петраковке увидеть так и не удалось. Как стемнеет, зажигали тряпичный жгутик в плошке с маслом — вот и все освещение. На свечи не то, чтобы денег не было, их просто не продавали в соседнем поселке, где отец отоваривался. Керосиновой лампы тогда в семье тоже не было. Дом был 5 на 6 квадратных метров, нельзя тогда было строить больше. В одной комнате — вся семья. Правда, дедушка с бабушкой, родители отца, жили на своей половине. По деревянному переходу дети всегда бегали к ним. Особенно интересно было спрятаться под кроватью и незаметно так, украдкой, подглядывать, как старый дедушка молится какому-то своему Богу. Теперь можно только догадываться, о чем старик Иосиф того Бога так истово просил…

Может быть, сработали дедовы молитвы, когда вечно занятые взрослые вдруг увидели, что лодка с тремя малолетними сестренками, Валей, Наташей и Ниной — от пяти до семи лет, оторвалась от своего причала и качалась уже на середине Подхоренка? Сестры их матери тогда погнались за лодкой вплавь и смогли подогнать ее к берегу. Нина Евстафьевна только уже повзрослев, поняла, что им грозила страшная участь. По реке тогда сплавляли лес, и лодку с малышками обязательно принесло бы к лесосплаву… Она вспоминает, что, по рассказам матери, Надежды Иосиповны, был еще случай, когда спасение ее было из разряда чудес. Когда она родилась, доморощенная акушерка — повариха рабочей артели, не так завязала пуповину. Кровотечение у новорожденной было таким сильным, что в ее жизнь уже не верили. Но через год она, как и положено, уже бегала на крепких ножках.

Впрочем, здоровья в Петраковке хватало всем. Видимо, в оторванном от большого мира селе не было столь обычных уже для нас инфекций. Мать Нины родила там пятерых детей и о том, что есть на свете медицинское родовспоможение и детские врачи, может быть и слышала, но обходилась без них. Дети серьезно не болели, да и у нее самой времени на это совсем не было. Малыши-погодки один за другим рождались — всех накормить и обиходить надо было. Во дворе были коровы, бык, живность всякая мелкая. Огород, само собой. И вся эта работа на ней была. Муж всю зиму в лесу работал, а летом по другим деревням столярничал, дома строил — деньги зарабатывал.

Хлеб Надежда сама пекла, в такую даль никто им его не возил. А чтобы хоть как-то побаловать детей, большие коржи на кислом молоке для них выпекала. Обычным завтраком для всех был суп-рататуй. Это такой бульон с картошкой, заправленный свиными шкварками. Это сейчас говорят и пишут о вреде жирной еды и о том, что детей салом кормить нельзя. А раньше в Петраковке (да и не только в ней) эти самые шкварки были большим лакомством. Сначала их ложкой выгребали, а потом уже картошкой заедали. Зато в холода мяса в доме было много. Из чугунка с борщом мать вынимала большой кусок, клала его на блюдо. И каждый отрезал, сколько нужно. Отец дичь из лесу приносил, рыбы тоже хватало. Черемуху и голубицу сушили к зиме, орехи собирали, из тыквы делали заготовки для пирогов. Густой ягодный кисель всегда на столе стоял. А вот сахара там дети много не видали, хотя пробовали, конечно. Мать раскалывала большой кусок и давала всем детям по кусочку в ладошку.

Нина Евстафьевна вспоминает, что одежду они носили ту, что мать сама шила. Потому швейная машинка в их доме всегда на ходу была. На ткани отец зарабатывал, а купить их тогда можно было. Кстати, мать ее, хоть и загружена домашним хозяйством была, но деньги тоже понемногу в дом приносила. Подсолнечника и тыквы в Петраковке на раскорчеванных полях сажали много. Семена сушили впрок. А потом Надежда Ковалик ездила на местном поезде продавать их в Хабаровске. До станции еще почти 10 километров пройти пешком надо было по лесной дороге. Кроме мешка с семечками молодой маме приходилось нести и маленькую Нину, которая ни в какую не оставалась под присмотром бабушки.

К 60-м годам от этого села уже почти ничего не осталось. Разве что охотничья избушка в одном из старых домов. Нина, уже лет в 14, побывала там с отцом по его охотничьим делам. Вспоминает, что тамошний крутой обрыв к тому времени уже сильно подмыло, вода добралась и до старого петраковского кладбища… Земля и река забрали себе все, что оставалось от маленького села. И остались от него только записи в документах да людская память. А, впрочем, не только это. Когда со стороны Хора въезжаешь в поселок Дормидонтовку, видны вдоль дороги слева старые дома. Один за другим стоят они в окружении своих дворов и огородов и окнами смотрят на наш мир. Очень давно, в 40-х и в 50-х годах их строил Евстафий Ковалик — один из последних жителей Петраковки.

Ирина Карапузова