Это было в Капитоновке

«Маруська, вернись!»

Иван Григорьевич Андрощук, отец девятилетнего Вити, получил повестку сразу, чуть ли не в первую неделю 1941 года после 22-го июня. В деревне тогда проводы на фронт шли подряд, Виктор Иванович хорошо помнит, как провожали призывников, ведь детская память крепкая. «Дядька мой, Андрей, — вспоминает он, — суровый был, строгий, повестку ему тоже быстро принесли. И как пошли они строем из деревни, жена за ним кинулась, а он как прикрикнет на нее: «Маруська, вернись!». Она и замерла на месте». Хотя лошадей в колхозе тогда много было, подводы мужикам не снаряжали, 12 километров пешком до большой дороги тогда за расстояние не считали.

Отец Виктора тогда с дядей Андреем ушли среди первых. Их с деревень всех собирали на Вяземской, где военкомат был. Казалось, распрощались насовсем, а отец вдруг вернулся: «Коней перековать отправили». Дело в том, что в Капитоновке в колхозе в те времена лошадей было очень много, и приказ был — всех здоровых на фронт отправить. А отец Виктора кузнецом был в колхозе, вот и вернули его. Как закончил эту работу, так верхом и погнал табун на Вяземскую, к воинским эшелонам. Один из его друзей тоже с ним отправился. Отцу суждено было вернуться, другу его — нет.

Имена всех, кто не вернулся, остались на черном граните памятника погибшим, что стоит сейчас в центре Капитоновки. Виктор Иванович помнит их почти всех. «А памятник такой, — говорит он, — после войны долго не ставили, не до этого как-то было».

Паулюса увидеть не успел

Война для Ивана Григорьевича Андрощука закончилась в Сталинграде. Он был участником тех тяжелых боев, когда услышали, что армия Паулюса окружена, и уже вышли их парламентеры. Кто-то из своих крикнул: «Пойдем Паулюса смотреть!». Фельдмаршал со своей свитой как раз должны были выйти из подвала для капитуляции нашим войскам, но в это время фашистский снайпер нажал на курок, и разрывная пуля прицельно угодила в отца Виктора. Паулюса он так и не увидел, и дальше для него началась длинная череда военных госпиталей. После полевого госпиталя его долго лечили в Саратове, потом перевезли в Бурятию, в Улан-Удэ. Виктор Иванович помнит, как отец писал из того госпиталя, что скоро вернется, вот только инвалидом — ногу военные хирурги отняли после того тяжелого ранения.

В 1944-м по воинскому требованию Иван Григорьевич Андрощук поездом доехал до станции Дормидонтовка. На костылях пешком в Капитоновку не пошел. Но быстро подвернулась оказия из леспромхоза, что был тогда в Ярославке, его работники довезли тогда земляка до родной Капитоновки. Пенсию ему назначили по тем временам совсем маленькую, 410 руб-лей. И всю жизнь, до самого ее завершения в 1959-м году Иван Григорьевич зарабатывал для семьи, где только можно — и печку сложить мог, и другие работы по хозяйству, ведь в деревенском быту их много. Боевые награды свои не носил, про войну вспоминать не любил.

Дальневосточный гектар уже был

Все знают, как голодно было в нашей стране в те военные годы, ведь даже в глубоком тылу люди работали для фронта, для будущей победы, и жернова войны безостановочно перемалывали почти все материальные достижения рабочих и колхозников. Но в Капитоновке, как помнит Виктор Иванович, голода не было: «У всех нас здесь огороды свои по гектару были, а то и больше, мы на них спины не разгибали». Помимо колхозных полей на своих гектарах капитоновцы выращивали картофель, тыкву, кукурузу, сою. Косили сено, заготавливали в зиму корма для скота. Хлеба всю войну здесь никто не видел. Вместо этого женщины, в том числе и мать Виктора Ивановича, варили мамалыгу из кукурузы, и дети ели ее с молоком. Выращивали свиней, и даже что-то удавалось не сдавать, сохранить для себя, для детей. Но строжайший запрет был на опаливание свиных туш — неповрежденная шкура нужна была для военного заказа, и за нарушение этого запрета советская власть наказывала жестко.

Но даже дети в те годы знали, что в рабочем Хабаровске очень голодно, у них в деревне гораздо сытнее. Случалось, что хабаровчане по каким-то причинам попадали к ним в деревню. И дети видели, какие они оголодавшие. Всю одежду детям матери тогда сами шили, швейные машинки были в большом почете. Перекраивали вещи из чего только могли. Впрочем, редко, но все-таки привозили в сельский магазин ткани. Женщины тогда с ночи собирались у дверей, чтоб суметь купить хоть какой-нибудь отрез. Маленьких детей в Капитоновке, и не только там, подстерегала в те годы другая беда — дифтерия. Про прививки тогда и не слышали, не пришло еще их время, и болезнь забирала малышей одного за другим. У Виктора Ивановича так умер в начале военных лет трехлетний братик Володя.

Школы и милиции из церкви не получилось

Виктор Иванович Андрощук всегда живет в родной Капитоновке, где родился в августе 1932-го года. На три года в начале 50-х выезжал только на службу в Советской Армии. Вся его долгая жизнь идет параллельно с жизнью села, многие сельские события переплелись с личными воспоминаниями. Его воспоминания военных лет — это особая страница, но память ветерана Капитоновки хранит много других фактов — ярких, запоминающихся, важных для истории. Например, история капитоновской церкви. Виктор Иванович помнит ее с детских лет: «Купол ее издалека был виден, хороша была церковь, из крепкого бруса сложена…». По местной легенде, здание сложили молдаване еще в 1912-м году, в округе такая видная церковь была разве что в селе Дормидонтовке, купола которой хорошо просматривались с железной дороги, когда поезд шел в сторону этой станции.

В середине 30-х годов в молодом Советском государстве была так называемая пятилетка безбожников, когда по всей стране сносили храмы. Где-то в одно время в Москве разрушили знаменитый храм Христа Спасителя и в Капитоновке высокую церковь из крепкого бруса. Только в деревне к делу подошли по-крестьянски сметливо и скинули со здания только купола. Виктор Иванович помнит, как двое молодых мужиков залезали на самый верх, чтоб их сбросить. А в освобожденном от религиозных символов здании решено было открыть школу-семилетку. Но в последующие годы школа в деревне стала лишь начальной, и здание другое для нее нашлось. И вскоре после войны районное начальство решило, что качественный брус пригодится для строительства райотдела милиции в Вяземском. На эту работу, как помнит Виктор Иванович, поставили японских военнопленных.

Японцы быстро раскатали стены православного храма и все приготовили к отправке. Но, как это часто бывает, человек предполагает, а бог располагает. Дело было к марту, и так быстро началась распутица, что про санный путь пришлось и не думать. А до следующей зимы сметливый народ по темному времени разобрал крепкий еще брус для своих нужд, например, для дальних лесных омшаников. Ведь стройматериал к тому времени стал в большом спросе теперь уже для обычных житейских нужд. Отцы и братья, кто на войне уцелел, домой вернулись, молодежь подросла, и деревня стала расти по мирному времени. Но это уже другая история, другая страница воспоминаний ее старожилов.

Ирина Карапузова